В нашей квартире три комнаты (совсем маленькая - моя, побольше – мамина, и ещё побольше - мальчиков), маленький пятачок между ними и салоно-кухня. Это салон и кухня без стенки между ними. В салоно-кухне по вечерам раньше тусовались все; с тех пор, как у меня в комнате стоит ноут, лично я тусуюсь в своей комнате. В гордом одиночестве. В салоно-кухне около домашнего компьютера мальчики составляют химические реакции. Некоторые уже выучила даже я, например: «Лёва, дай мне Тревиан» - «Чего? Опять тебе Тревиан? Ну ладно, бери». Это – реакция мирная. Другой пример: «Мотя, слезь с моего стула!» - «Это не твой стул!» (звук удара, вопли, звук падающего стула, вопли, вопли). Это – сами понимаете…
В трёх комнатах живут четыре человека (две собаки, две кошки). Мама, я и братики, 13 и 10. Даже когда я рассказываю одноклассницам о том, сколько у меня братьев и сестёр, я всегда говорю: со мной живут два брата, 13 и 10. Просто «два брата» даёт явно недостаточное представление о домашней обстановке. Возраст играет немалую роль. Вот у папы дома живут четверо мелких. Вслушайтесь в разницу: не две сестры и два брата, семь и полтора, пять и три, а четверо мелких. И сразу всё ясно. Но тут – тут две отдельные личности, индивидуальности. 13 и 10, и никак иначе.
Тринадцать Моте. Он всё ещё ниже меня, но уже ненадолго, и у него уже гораздо больше нога и шире плечи. А сильнее меня он был и года два назад, хотя до сих пор это яростно отрицает, особенно когда надо носить полотенца в клинику и обратно или сумки из магазина. Мотя в восьмом классе, у него дислексия, переходный возраст и проблемы с учёбой. Ему всё даётся труднее, чем нам, его братикам и сестричкам, а хочет он всего и сразу. Если всего и сразу не получается, он начинает орать и швыряться предметами относительной тяжести, вроде книжек, которых у нас везде полно. Он ходит к репетиторам по английскому и математике, репетиторы его хвалят, Мотя их ненавидит. Мотя периодически любит готовить и окружающих, последнее редко. Ещё он постоянно ругается матом, как маленький ребёнок. Даже Лёва так не ругается, но о нём мы потом поговорим. Моте, кажется, доставляет удовольствие просто произносить слово «хуй», причём чем больше, тем лучше. Но это не самая худшая его черта. Он очень любит издеваться над всеми. Орать на маму, доводить Лёву… он бы пытался довести меня, но у меня иммунитет: лет в тринадцать я перестала обращать внимание на то, что он говорит. Тогда же приобрела умение выходить из комнаты на середине чужой гадкой фразы, не демонстративно, а так, будто ничего и не говорится вовсе. Но меня мы обсуждали весь дневник. Я – я лично – готова прирезать его кухонным ножом (при условии, что мне ничего за это не будет), когда слышу, как он целенаправленно и планомерно доводит Лёву до истерики. Бьёт он редко, но виртуозно говорит мерзости. И улыбается. В этом году мы поняли, что иногда вполне можем жить бок о бок. Для этого нужно как можно меньше попадаться друг другу на глаза.
Десять Лёве. Лёва нытик и подлиза. Он может сказать вам: «Как вы хорошо рисуете!», а через полминуты вашему товарищу: «Да, вы рисуете куда лучше Эн (Эн – это вы), а вот Эн сказал.. но я ему никогда не верил!». У Лёвы абсолютный слух, и он учится играть на скрипке. Нет ничего хуже, чем вести Лёву на урок. «Я уста-ал… я не могу-у так бы-ыстро… я хочу пи-ить… я хочу есть… мне тяжело-о…» И с надрывом, в качестве контрольного в голову: «Зачем мне вообще нужна эта скрипка!». Тут я с ним согласна, но спорю с ним из чистой мстительности: а никому не нравится, когда десять минут подряд ноют над ухом. Чудовищно: всего десять минут от дома до Греты, его учительницы по скрипке, и хоть раз он прошёл бы их тихо! Но нет, Лёва тихо не умеет. В неудачных химических реакциях именно он отвечает за многочисленные вопли. Стоит на него замахнуться, и он уже орёт. Если мама дома, то она тоже орёт из комнаты: «Не трогайте ребёнка!». Поэтому замахиваются на него обычно когда мамы рядом нет. При этом он постоянно нарывается, и хотя обеими руками держится за статус младшего (это тот, кто не моет даже посуду), всё время требует себе тех же привилегий. Угадайте, что он сказал, увидев мой ноут. Правильно: «А почему мне такой не подарили?!». Его аргумент на все случаи жизни: «Если тебе можно… [сидеть до трёх за компом, пить молоко чашками, слушать музыку, когда они играют на компьютере], то почему мне нельзя?». Зато он добрый и уступчивый. Сделает почти всё, что ни попросишь; конечно, в определённых рамках. Например, принесёт телефонную трубку из кухни, но мусор выкидывать не пойдёт. Иногда с ним можно неплохо поиграть, хотя играть с ним, например, в шахматы, довольно противно: он злорадствует каждому неудачному ходу противника, и дуется, когда проигрывает. С ним можно нормально поговорить. В общем, он куда более оптимален в роли младшего брата, чем Мотя; наверное, поэтому ему больше достаётся. Он очень умный и очень драчливый. Когда маму вызывают в школе, ей говорят: «Хотя ваш ребёнок по прежнему первый ученик в классе..». Десять лет – это ещё ничего, это ещё жить можно. Когда ему будет тринадцать, мне будет двадцать, и я уже буду почти замужем, так что его переходный возраст мне терпеть не придётся.
И ещё одна важнейшая деталь: они оба шире меня в талии раза в три. Без этого их просто невозможно себе представить. Волосы шапкой на голове, симпатичные личики и огромные животы. Два Толстяка. Я могу сколько угодно переживать, что я худая не настолько, насколько мне бы хотелось, но с ними перед глазами я не могу считать себя толстой. В этом заключается их основная польза для общества.
Мальчики – они хорошие. Они монстры, конечно, это есть. Но они – мои младшие братья. Помните Барто?
«Я свою сестрёнку Лиду
Никому не дам в обиду..»
Вот это про меня, да. Они – мои младшие братья, и я их люблю. Одно это делает их замечательными.
Но слава Тебе, Господи, что я – старшая сестра, а не брат, и мне не приходится жить с ними в одной комнате.